3,1415926535897932384626433832795028841971...
Название: Дурная привычка
Автор: Kaiju in da house
Фандом:Пассивный римминг Тихоокеанский Рубеж (2013)
Пейринг: Гайзлер/Готтлиб
Рейтинг: NC-17 (в этой главе PG-13)
Жанр: ангст, драма
Дисклеймер: отрекаюсь, не моё. Мои только сигареты, тёртая морковь и трава
Ссылка на пролог
Ссылка на первую главу
Ссылка на вторую главу
1.
- Какого чёрта ты тут делаешь?!
Спина затекла, голова раскалывалась на части, а плечи свело судорогой. Ньютон разлепил глаза и испуганно огляделся по сторонам. Он умудрился заснуть в своей “лаборатории”, отрубился на несколько часов и так и проспал, опустив голову на компьютерный стол.
- Вот чёрт, - севшим голосом пробормотал он. - Я заснул, извини. Сколько времени?
- Три часа ночи, - сухо бросил Германн.
- Шутишь? - ошарашенно спросил Ньютон.
В ответ Готтлиб постучал пальцем по циферблату часов, стрелки которых действительно застопорились на трёх с копейками.
- А ты-то что не спишь?
В ответ Германн шумно вздохнул и молча закатил глаза. Судя по его растрёпанному виду, он только недавно проснулся, но какой леший потянул его в сарай к Ньютону, было ведомо одному лишь Богу.
- Я не понимаю, - заявил Готтлиб, подцепив пытающегося встать Гайзлера за шиворот. - Ты ложишься раньше, чем я. Спишь до двенадцати, иногда даже досыпаешь после обеда. Но ты всё равно постоянно хочешь спать. Ты можешь назвать мне причину?
- Ну… - Ньютон помялся, затем развёл руками и запустил одну из них в отросшие длиннее обычного волосы. - Не знаю, Герм. Может, организм решил отоспаться за все предыдущие годы бессонных ночей?
- Я тебе не верю, - нахмурился Германн, неласково подталкивая коллегу к выходу. - Вот что: если ты решил угробить себя, возясь по ночам со своими кайдзю, я не стану тебя упрекать. Ты можешь хоть под забором загнуться, мне всё равно. Только Господа ради, избавь меня от этого зрелища.
Ньютон чуть не ляпнул “Вообще-то, я тебя по ночам за руку держу”, но вовремя остановился. Готтлиб всё ещё лидировал в противостоянии между ним и кайдзю, оторвавшись на добрые пять очков вперёд, поэтому несмотря на всю свою любовь к почти исчезнувшим гигантским монстрам, Гайзлер уделял им всё меньше и меньше времени.
- Прости, - виновато пробормотал биолог. - Я больше так не буду.
Германн в очередной раз вздохнул, но поведение нерадивого друга не прокомментировал. Вместо этого он проводил его до дивана и спросил:
- Ты хоть в состоянии себе постелить?
- Конечно! - легко согласился Ньютон. - Иди спать.
Готтлиб невразумительно пожелал ему спокойной ночи и ушёл к себе в комнату.
Заснуть Германну так и не удалось.
Разумеется, он не собирался рассказывать Гайзлеру о том, что после совместного дрифта ему начали сниться кошмары. Все они были похожи, практически идентичны, и в каждом из них Ньютона убивали. Математик стоял посреди безликой толпы в бункере, напоминающем бомбоубежище, запыхавшийся и до смерти перепуганный. Он всегда повторял одну и ту же фразу, которая неумолимо заставляла Германна дрожать: “Они пришли за мной”. А затем слышался грохот и зубы гигантского кайдзю разрывали потолок убежища, отбрасывали его прочь, словно он был сделан из бумаги. И глаза монстра, мутные и страшные, смотрели прямо на Ньютона.
Зубы смыкались на хрупком человеческом теле. И хотя Готтлиб смотрел на друга со стороны, он чувствовал его боль. А затем появлялся Егерь, который нападал сзади, и разъяренный кайдзю швырял безжизненное тело на пол и стремительно двигался в сторону обидчика. Германн бросался к Ньюту, пытаясь помочь. Зажимал кровоточащие раны руками и умолял его не умирать. Но глаза Гайзлера закрывались, а на лице всегда застывало одно и то же мученическое выражение. Пульс затухал и Готтлибу становилось так страшно, что он просыпался от собственного крика.
Сегодня он вновь проснулся от этого кошмара, подскочил с кровати и, мысленно ругая себя за собственные глупость и детские страхи, пошёл проверять, как там Ньютон. Но его не оказалось ни на кухне, ни на диване в гостиной. И Германн проклял свою впечатлительность, пока хромал до “лаборатории”.
Что ж, хотя бы от намертво затёкшей спины он этого придурка спас.
Бросив попытки заснуть, Готтлиб собрался было включить ночник и взять с полки книгу, но тут дверь едва заметно приоткрылась. Если бы не чертовски знакомое сопение Ньютона, он бы скорее всего до смерти перепугался. Совладав с собой, он сделал вид, что спит, и стал ждать дальнейших действий. Вместо того, чтобы уйти, Гайзлер нерешительно потоптался на пороге, зашёл в комнату и уселся на край кровати, стараясь не потревожить своего друга.
За последнюю неделю, которую Ньютон провёл около мучившегося кошмарами математика, он успел изучить манеру его сна. Сейчас он сидел около него и, прислушиваясь к его дыханию, понимал, что оно намного быстрее и куда более рваное, чем обычно. А это могло значить только одно: Германн не спал. Но он почему-то не подавал вида. Не ругался и не пытался выставить Гайзлера из комнаты. Пожалуй, Ньютона обрадовал бы такой расклад, если бы не тот факт, что за последние два месяца их отношения не стали романтичнее ни на йоту. И в силу того, что Готтлиб продолжал оставаться чёрствым и невосприимчивым к попыткам за ним ухаживать, его теперешнее поведение было чем-то совсем уж непонятным. Всё это время единственной эмоцией, которую вызывало у Германна вторжение в его личное пространство, было раздражение.
Либо всё это время он мастерски делал вид, что ему не нравятся любые попытки Ньютона подойти к нему ближе, чем дозволено, либо сейчас что-то изменилось.
Гайзлер попытался сложить два и два, и чуть не грохнулся с кровати, когда понял, насколько всё просто. Германн проснулся из-за своих кошмаров. Разумеется, первым делом он пошёл искать биолога и, не найдя его на диване, испугался ещё сильнее. По всей видимости он до сих пор не мог отойти от кошмара, в котором Ньюта убивают.
- Герм, я знаю, что ты не спишь, - шепнул он.
- И?
- Можно я у тебя посижу?
- Ты можешь сегодня лечь здесь, - сказал тот. - Твоя спина будет ужасно болеть, если ты ляжешь на жестком диване.
Гайзлер забрался под одеяло и, нашарив в кромешной темноте руку Германна, сжал её своей.
- Спасибо.
- Но учти, это только сегодня, - предупредил Готтлиб.
- Хорошо. Спасибо тебе, - улыбнулся в ответ биолог.
Через несколько минут они оба уже спали.
2-3.
- Доска. Мне нужна доска, - бубнил Германн, комкая очередной лист бумаги и выкидывая его в мусорку.
Ньютон покосился на корзину, около которой лежало с десяток комков бумаги, и продолжил поиски. Он стоял напротив книжного шкафа и битый час пытался найти среди толстых справочников по математике и художественной литературы что-нибудь на английском, что можно было почитать на досуге. Германн явно был не в духе, но на расспросы не реагировал, лишь бранил докучливого биолога на чём свет стоит и утверждал, что всё в порядке.
- Доктор Гайзлер, какого чёрта вы вообще здесь забыли? - сердито спросил Готтлиб.
Он, наконец, оторвал голову от своих расчётов и пристально смотрел на коллегу. Тот поёжился под убийственным взглядом и вжал голову в плечи. С тех пор, как они победили, Германн называл Ньюта “доктором Гайзлером” всё реже и реже, а в последнее время и вовсе перестал. Видимо, он действительно за что-то на него сердился, раз вспомнил свою старую привычку.
Биолог вновь почувствовал себя студентом-первокурсником, но постарался сохранить спокойствие, понимая, что на самом деле он ни в чём не виноват. Когда Готтлиб был взвинчен, в Ньютона вечно летели гневные высказывания о его некомпетентности и предметы различного размера и тяжести. Поэтому он заранее был готов уворачиваться и не поддаваться на провокации.
- Я книжку ищу.
- Какую книжку?
- Любую. Почитать на ночь, а то скучно.
Германн потянулся было к трости, а затем поморщился и бросил попытки встать. Ньютон почувствовал неладное, но не собирался ещё больше сердить учёного расспросами. Он пытался найти ответ сам, но в голову не приходило ровным счётом ничего путного.
- Нижняя полка. Только комиксов в моём доме нет.
Готтлиб самодовольно ухмыльнулся своей шутке, а Ньютон надулся:
- Я не только комиксы читаю, между прочим.
- Ну-ну.
Гайзлер вздохнул, опустился на корточки и начал рассматривать корешки книг. Часть из них ему в своё время доводилось читать, другие он видел впервые. Их было много, начиная с классики и заканчивая бестселлерами. Вытащив наугад первую попавшуюся книгу, Ньютон посмотрел на незнакомое название и пожал плечами.
Готтлиб снял очки, чтобы увидеть обложку, и усмехнулся:
- “Вердикт”? Тебе не по-мозгам будет.
- Если что, у тебя спрошу, умник, - обиженно буркнул Гайзлер и поспешил ретироваться из кабинета.
Он устроился на кухне напротив окна и открыл книгу, но вместо того, чтобы начать вчитываться в строки, он задумался. Толстая и интересная книга понадобилась ему не просто так - теперь его существование грозило стать чертовски скучным. Образцы закончились ещё на прошлой неделе и даже отчёт по ним был практически составлен: вчера Ньютон заснул носом в клавиатуре, не допечатав всего лишь пару предложений. Маршал обещал выслать новые образцы, но когда это будет? Литература это, конечно, хорошо, но без работы он долго не протянет. Нужно было срочно провести учёт всего, что у него осталось.
Оставив книгу на кухне, он пошёл в свой любимый сарай и врубил свет. После того, как они поставили мощные лампы, в помещении было светло, как в операционной. Он осмотрел контейнеры с частью мозга, погладил стекло, с другой стороны которого присосались миниатюрные щупальца, и вздохнул. В углу пылилась коробка с собранным из хлама нейромостом, и она была единственным, что Ньютон не успел вскрыть после переезда из Шаттердома. Возможно, стоило заняться ею, но для этого было нужно, чтобы Германн переписал программу и занялся настройками технической составляющей. А начать уговаривать его заняться этим сейчас было сродни самоубийству.
Остального материала не хватит даже не пару дней. Подумав об этом, Ньютон загрустил. Но позволить себе впадать в уныние он не мог, поэтому твёрдо решил уболтать Германна собрать нейромост и на всякий случай отослал ещё одно письмо маршалу. На сей раз просьба была намного жестче предыдущей и биолог был на девяносто процентов уверен, что на сей раз Хэнсен поспешит со сроками.
Покончив с делами, Ньютон прошёлся из одного конца “лаборатории” в другой. Подошвы кроссовок немного скользили по плитке и при желании можно было разогнаться и проехаться из одного конца помещения в другой. В воздухе пахло дезинфектором, формалином и чистотой. Но чего-то здесь явно не хватало.
“Доска. Мне нужна доска,” - всплыл в памяти бубнёж математика. И тут Ньютона осенило.
Разумеется! Им обоим нужна эта чёртова доска! Германну для того, чтобы проводить на ней расчёты, которые не влезут ни на один, даже самый большой, лист бумаги, а Ньютону - чтобы загнать Готтлиба в свой сарай и не мучиться совестью из-за того, что они почти не пересекаются днём.
Он уселся обратно за компьютер и начал поиски. Заказать огромную доску оказалось задачей не из лёгких, но Гайзлер и не думал сдаваться. Он настолько погрузился в поиски, что не услышал, как Германн зашёл в сарай.
- Я просил тебя не разбрасывать вещи по всему дому! А особенно МОИ вещи!
Ньютон подскочил на месте и с ужасом посмотрел на коллегу. Он пытался понять, в чём он просчитался, но память как обычно подводила его в бытовых вещах. Он помыл посуду, убрал постельное бельё с дивана и даже не забыл в ванной свои трусы. Что же он забыл?
Математик всё ещё ждал ответа. Он стоял, одной рукой опираясь на свою трость, а другой сжимая книгу.
Точно, книга.
- Германн, прости! - затараторил Гайзлер, пытаясь незаметно свернуть вкладки. - Я читал, а потом я вспомнил кое-что и убежал сюда… Я не думал, что я задержусь надолго.
- Чёртов склеротик, - пробурчал Готтлиб. - По какой неведомой причине я всё ещё позволяю тебе жить в моём доме?! Притащил этих чучел, разбрасываешь вещи, занимаешь пространство и вечно болтаешь! Я с самого начала знал, что не надо было потакать твоим глупым, больным идеям!
- Зато я готовлю. И без меня тебе было бы совсем скучно, - виновато улыбнулся Ньютон. И поспешил спрятать улыбку: - Ну прости, Германн. Я обещаю, что я больше не буду разбрасывать вещи. Честное слово!
- Что мне до твоих обещаний? Грош им цена, - коротко бросил Готтлиб и ухромал прочь из сарая.
Ньютон проводил его взглядом до выхода. Любой другой человек решил бы, что с ворчливым математиком всё в порядке, но Гайзлер знал его лучше, чем остальные. Он хромал сильнее обычного. Вкупе с обострившейся ненавистью к Ньюту это означало одно: у него болит нога.
***
Германн чертовски злился. Никому кроме жены он не позволял видеть себя полуобнаженным, но Ньютон кажется решил стать исключением для всех мыслимых и немыслимых правил. Он сидел на кровати, аккуратно вешая рубашку на вешалку, а затем в его спальню без спроса ворвался ураган по фамилии Гайзлер. От возмущения Германн даже забыл, что нужно ругаться.
Тот, не обращая никакого внимания на частичную наготу мужчины, возмущённо запыхтел и, поправив сползшие очки, проговорил:
- Почему ты мне ничего не сказал?!
- Что я должен был тебе сказать? Кроме того, что врываться в чужую комнату без стука - дурной тон.
- Что у тебя болит нога! Ты не сказал!
- И что бы ты сделал? - вскинул брови Германн.
Для него оставался странным тот факт, что Гайзлер вообще заметил его боль. Он считал, что умеет контролировать своё поведение во время обострений, а этот выскочка всё равно умудрился всё понять. Может, предположил Германн, это последствия дрифта? Но почему тогда эти последствия односторонние? Он также должен был чувствовать, когда у Ньюта что-то болит, но ничего такого он не испытывал. Значит, виновата наблюдательность биолога. Хотя откуда бы ей взяться у человека, невнимательного настолько, что он даже книгу на место положить не может?
- Вообще-то существует куча техник, которые помогают снять боль. Таблетки, в конце концов!
- Полностью эту боль массажем не снимешь. Да и эффект недолговременный.
- А таблетки?
- Обезболивающие на меня не действуют. Во всяком случае те, которые можно достать в аптеках.
- Снимай штаны. Проверим, насколько недолговременный эффект у моего массажа.
- Гайзлер, ты рехнулся?
- Снимай, я сказал! - окончательно рассердился Ньютон.
Он всего лишь хотел помочь, а этот упёртый баран как всегда ему мешал. Стеснялся он или чего-то боялся - какая разница?! Он поклялся себе, что добьётся своего, недаром же он последние пару месяцев как проклятый сидел в интернете, читая статьи о техниках снимающего боль массажа и воздействии на точки с нервными окончаниями.
- Ты переходишь все границы, - зло зашипел Готтлиб, однако начал расстёгивать пуговицу на штанах и через некоторое время снял их.
Конечно Ньютон каким-то чудом заметил, что нога Германна болела, но он и не подозревал, насколько сильной была эта боль. Пока математик стаскивал с себя штаны, он едва не упал в обморок, однако ему удалось справиться с приступом. И даже несмотря на это он был благодарен Гайзлеру за то, что тот не полез помогать ему ещё и с брюками. Это было бы совсем недостойно.
Теперь, когда раздражение ушло, Германну стало неловко от того, что он сидит в одном нижнем белье перед полностью одетым коллегой. Он редко оказывался в подобных ситуациях и чаще всего такое случалось в кабинетах врачей. Но Ньютон не был чёртовым врачом, всего лишь настырным придурком, который лез не в своё дело и пытался помочь там, где его помощь не требовалась. Поэтому сидеть перед ним в одних трусах было весьма неловко.
Новая вспышка боли помогла согнать краску смущения с лица и оставила после себя неестественную бледность и тошноту.
Ньютон тем временем сходил в ванную и вернулся оттуда с тюбиком какой-то мази. Германн видел этот тюбик и раньше, но не обращал на него внимания - ему хватало совести не соваться на полку ящика, которую он выделил под бритвенные принадлежности Гайзлера.
Швырнув мазь на кровать, Ньютон подошёл к Готтлибу, стараясь держать руки на виду, и хлопнул ладонью по лбу, будто вспомнив что-то. Затем он рысцой побежал обратно в ванную и вернулся со своим тёплым махровым халатом. Завернув в него верхнюю половину туловища Германна, он удовлетворённо кивнул самому себе и потёр руки.
- Замёрзнешь ещё, - пояснил он свои действия, опускаясь на колени перед математиком. И вздохнул: - Эх, мечтал я оказаться в таком положении, но при других обстоятельствах.
- О чём ты? - недоумённо спросил Германн.
И тут же подавился собственным вдохом, когда пальцы начали массировать затекшие мышцы.
Через полчаса он бы действительно согласился, что ему стало намного легче, если бы не уснул под голос увлеченно рассказывающего о чём-то Ньютона.
Тот аккуратно подтянул его наверх, целиком уложив на кровать, и накрыл одеялом. Готтлиб спал, и спал очень крепко. Гайзлеру не хотелось прерывать его сон, поэтому он тихонько ушёл к себе на диван, не забыв поставить будильник на два часа ночи - именно в это время Германну обычно начинали сниться кошмары.
На следующий день нога математика болела не так сильно. Утренний сеанс массажа помог ему окончательно придти в себя. Трепавшийся без умолку Гайзлер перестал раздражать его так, как вчера, но Германн так и не нашёл в себе сил сказать ему “спасибо”.
Хотя судя по широченной улыбке на пол-лица, Ньютону этого не требовалось.
4-7.
- Что ты опять притащил в мой дом?! - рявкнул Германн на ухо ещё спящему биологу.
В последние дни в его привычки настолько плотно вошло пугать Гайзлера по утрам, что тот почти перестал пугаться. Но глаз, тот самый с паутиной лопнувших капилляров, начинал заметно дёргаться.
- Не в дом, а в лабораторию. И это подарок, Германн, - отмахнулся Ньютон. - Дай поспать.
- Кому подарок?
- Тебе, кому ж ещё…
Биолог перевернулся на другой бок и попробовал было заснуть обратно, но гневный взгляд продолжавшего стоять над душой Готтлиба не давал ему погрузиться обратно в бессмысленный сон, в котором он бегал по Гонконгу и имитировал бурную деятельность, подбирая то почки, то куски печени Кайдзю.
Поняв, что выспаться ему так и не удастся, Гайзлер со вздохом уселся на своём диване, прикрыв одеялом нижнюю часть туловища, и потянулся за очками. Натянув их на нос, он посмотрел на удивлённо-раздраженного Германна.
- Что там? И, главное, в честь чего?
- Просто так. Зарплата пришла, надо было её на что-то потратить. И не смотри пока, это сюрприз! Я тебя потом позову.
- Лучше бы ты мозги себе купил, - буркнул Готтлиб, отходя в сторону и давая стремительному урагану пронестись мимо него.
Тот пропустил замечание мимо ушей и, на ходу натягивая футболку, побежал проверять, как идёт сборка доски. А ещё следовало проложить черту до того, как Германн зайдёт в сарай. Полосатый скотч был куплен ещё вчера и лежал в шкафу, ожидая своего часа.
Подарку Германн был рад настолько, насколько мог быть рад Германн. Минут пятнадцать он ругал Ньютона за бессмысленные траты, затем молчал ещё минут десять, выслушивая непрекращающуюся болтовню Гайзлера, а потом сказал “Спасибо”. И, не зная, как ещё выразить свои эмоции, порывисто стиснул его в объятьях да так, что биологу стало немного больно, но чертовски приятно.
Но на его робкую просьбу о переезде из гостиной в спальню Готтлиб всё равно ответил категорическим отказом.
***
Утро пятницы встретило Ньютона солнечными лучами, резанувшими по глазам. Он опять забыл задёрнуть шторы и в голове автоматом зазвучал недовольный голос Германна: “А я говорил! Сколько ещё раз тебе нужно повторить, чтоб ты, наконец, запомнил?!”. Теперь все комментарии о собственной безалаберности почему-то звучали голосом Готтлиба.
Проведя десять минут в тщетных попытках закрыться от солнца рукой или подушкой и потерпев сокрушительный провал, Гайзлер вздохнул и посмотрел на часы. Было всего лишь семь утра и проспал он в районе двух часов.
Ньют знал свой организм и понимал, что ему вряд ли удастся заснуть в ближайшее время. Поэтому он как был, в одном нижнем белье, поплёлся готовить завтрак. Резво пританцовывая, чтобы взбодриться, он с головой окунулся в процесс, не обращая внимания ни на что вокруг. Он слишком хорошо помнил инцидент, который произошел с ним неделю назад - он отвлёкся на посторонние звуки и отошёл от плиты всего на пару минут, а когда вернулся, их с Германном яичница превратилась в угольки.
Он успел приготовить тосты и дожаривал бекон, когда сзади него раздалось чертовски знакомое покашливание.
Ньютон так и застыл с лопаточкой в руке, в трусах и каске, роль которой исполняла надетая на голову кастрюля. Он боялся поворачиваться. Пусть уж лучше Германн воткнёт нож ему в спину, чем выскажет в лицо, какой он придурок, ребёнок, раздолбай и что там ещё значится в списке вечных Германновских ругательств...
Математик прочистил горло ещё раз и Гайзлер смирился с мыслью, что ножом в спину ему не отделаться. Он открыл рот, чтобы начать оправдываться (кто же знал, что Германн проснётся в такую рань?!), но этого не потребовалось.
- Оденься, чучело, - на удивление мягко сказал Готтлиб.
А затем послышались удаляющиеся шаги и, Ньютон готов был поклясться, тихий смешок. Через пятнадцать минут завтрак стоял на столе, а учёные сидели друг напротив друга.
- Может, сходим куда-нибудь сегодня? - предложил Гайзлер.
- Куда?
- В кафе, или в кино, - затараторил Ньютон. - Вообще, вариантов много. У вас есть исторический музей, Верденфельдер, кажется. Будет круто!
Германн, который не отверг предложение сразу и тем самым дал Гайзлеру надежду, нахмурился и отложил вилку в сторону.
- Я не хочу никуда сегодня выходить.
- Но ты же… - обиженно начал биолог.
- Что?
“Не оказался сразу”, - вздохнул про себя он.
- Да нет, ничего. Ничего страшного! В другой раз сходим.
Готтлиб молча вышел с кухни. Что он мог ответить? Что он испугался, что это будет слишком похоже на свидание? Или что после этого Ньютон начнёт распускать руки?
Он всё ещё не мог заставить себя поговорить с Гайзлером и объяснить ему ситуацию со своей привязанностью, которую тот принял за человеческую влюблённость. Несколько ночей подряд, лёжа в кровати и пытаясь заснуть, он придумывал речь, но каждый вариант казался ему ещё более нелепым, чем предыдущий. К тому же он боялся, что потерявший надежду биолог соберёт вещи и уедет - домой или обратно в Шаттердом, да какая разница, куда? Он успел настолько привыкнуть к своему личному кошмару, что не представлял жизни в одиночестве. Разумеется, Германн понимал, что рано или поздно Ньют всё равно уедет, но думать об этом было слишком рано. Пока всё было хорошо, за исключением того, что Ньют расстраивался каждый раз, когда Готтлиб ему в чём-либо отказывал.
Кроме размышлений, заняться было решительно нечем. Германн прошёл в кабинет и взял со стола пару справочников и письменные принадлежности. Нужно было отнести их в сарай. Он не сразу понял, что произошло, когда на выходе из комнаты его сбили с ног.
Учёный очнулся на полу, с болью в затылке и отбитой задницей. Ньютон упал на колени рядом с ним и, причитая и бормоча извинения, спросил что-то.
- Что? - нахмурился Готтлиб.
- Господи, Германн! Ты как?! Сколько пальцев видишь?
- Четыре. Я в порядке. Просто потрудись ходить аккуратнее, а не бегать, как ошпаренный.
- Слава Богу! Давай я помогу тебе встать.
Германн не успел возразить - Гайзлер уже тянул его за локоть, помогая встать на ноги. Затем обхватил поперёк талии и аккуратно довёл до дивана, извиняясь за свою придурковатость.
- Не тошнит? Голова не болит? Дай я тебя осмотрю!
- Твоё появление всегда сопровождают головная боль и тошнота, - проворчал Готтлиб. - Говорят же тебе, всё в порядке!
Но Ньютон и не думал его слушать. Он побежал к окну и раздвинул шторы, впуская в комнату яркий солнечный свет, заставивший учёного зажмуриться и ещё сильнее возненавидеть гиперактивность Гайзлера. Тот примчался обратно и положил руку на гладковыбритую щёку математика, оттягивая большим пальцем нижнее веко.
- Я всё же проверю… - как можно тише сказал он, проверяя реакцию зрачков на свет и отмечая, что всё в порядке. - Точно не тошнит?
- Нет, - коротко ответил Германн.
Но Ньютон не спешил убирать руку. “Хотя бы солнце своей небритой рожей загородил”, - со вздохом отметил Готтлиб, отказываясь давать себе отчёт о том, что происходит. Где-то в глубине сознания билась мысль, что это прикосновение определённо не было неприятным.
Простояв так целую вечность длиной в десять секунд, Гайзлер немного отстранился. А после прижался лбом ко лбу Германна и прикрыл глаза.
Дыхания учёных смешивались, подрагивающие пушистые ресницы биолога ощутимо щекотали щёки. А затем всё закончилось, так стремительно, будто и не начиналось вовсе. Ньютон сказал что-то про крепкий чай и ушёл восвояси, оставив Готтлиба наедине со своим недоумением.
Инцидент замялся. Германн всё равно не нашёл бы в себе сил спросить, что это, к чёртовой матери, было. Зато Гайзлер, некоторое время глядящий на математика с опаской, расслабился и даже улыбался больше обычного. Готтлиб боялся представить, что он себе надумал, но бороться с этим было слишком поздно.
***
Германн забыл, когда он в последний раз настолько сильно нервничал. Пятнадцать минут назад он повесил трубку и его до сих пор ощутимо колотило. Если бы не этот звонок, воскресенье прошло бы тихо и спокойно, но теперь о спокойствии придётся забыть, во всяком случае на ближайшие несколько дней.
Ещё и чёртов биолог “своевременно” уехавший в Берлин за очередной чёртовой порцией чёртовых монстров…
В этот момент Германн практически ненавидел его. Если бы он был рядом, то обязательно успокоил бы Готтлиба, поддержал его в ответственный момент и не дал окончательно упасть духом. Но Ньютона не было, поэтому со своей паникой пришлось справляться одному.
У Германна был телевизор, все передачи по которому казались полным бредом, была книга, суть которой раз за разом упорно от него ускользала, а ещё был диван, слишком жесткий для того, чтобы удалось на нём заснуть. За полчаса, проведённых будто на иголках, Германн успел истощиться морально не меньше, чем во время дрифта.
Он встретил измотанного Ньютона убийственным взглядом тёмных глаз. К тому моменту, как Гайзлер вернулся домой, Готтлиб сидел на диване, сжимая рукоятку трости побелевшими от напряжения пальцами. Он и сам был бледным, будто полотно, а его лицо было так напряжено, что, казалось, расслабить мышцы не получится уже никогда.
- Германн, что случилось? - мгновенно позабыв о собственной усталости встревоженно спросил Гайзлер.
- Завтра приезжает моя жена, - мрачно отозвался тот.
Автор: Kaiju in da house
Фандом:
Пейринг: Гайзлер/Готтлиб
Рейтинг: NC-17 (в этой главе PG-13)
Жанр: ангст, драма
Дисклеймер: отрекаюсь, не моё. Мои только сигареты, тёртая морковь и трава
Ссылка на пролог
Ссылка на первую главу
Ссылка на вторую главу
***
Глава третья. Седьмая неделя.
Седьмая неделя.- Какого чёрта ты тут делаешь?!
Спина затекла, голова раскалывалась на части, а плечи свело судорогой. Ньютон разлепил глаза и испуганно огляделся по сторонам. Он умудрился заснуть в своей “лаборатории”, отрубился на несколько часов и так и проспал, опустив голову на компьютерный стол.
- Вот чёрт, - севшим голосом пробормотал он. - Я заснул, извини. Сколько времени?
- Три часа ночи, - сухо бросил Германн.
- Шутишь? - ошарашенно спросил Ньютон.
В ответ Готтлиб постучал пальцем по циферблату часов, стрелки которых действительно застопорились на трёх с копейками.
- А ты-то что не спишь?
В ответ Германн шумно вздохнул и молча закатил глаза. Судя по его растрёпанному виду, он только недавно проснулся, но какой леший потянул его в сарай к Ньютону, было ведомо одному лишь Богу.
- Я не понимаю, - заявил Готтлиб, подцепив пытающегося встать Гайзлера за шиворот. - Ты ложишься раньше, чем я. Спишь до двенадцати, иногда даже досыпаешь после обеда. Но ты всё равно постоянно хочешь спать. Ты можешь назвать мне причину?
- Ну… - Ньютон помялся, затем развёл руками и запустил одну из них в отросшие длиннее обычного волосы. - Не знаю, Герм. Может, организм решил отоспаться за все предыдущие годы бессонных ночей?
- Я тебе не верю, - нахмурился Германн, неласково подталкивая коллегу к выходу. - Вот что: если ты решил угробить себя, возясь по ночам со своими кайдзю, я не стану тебя упрекать. Ты можешь хоть под забором загнуться, мне всё равно. Только Господа ради, избавь меня от этого зрелища.
Ньютон чуть не ляпнул “Вообще-то, я тебя по ночам за руку держу”, но вовремя остановился. Готтлиб всё ещё лидировал в противостоянии между ним и кайдзю, оторвавшись на добрые пять очков вперёд, поэтому несмотря на всю свою любовь к почти исчезнувшим гигантским монстрам, Гайзлер уделял им всё меньше и меньше времени.
- Прости, - виновато пробормотал биолог. - Я больше так не буду.
Германн в очередной раз вздохнул, но поведение нерадивого друга не прокомментировал. Вместо этого он проводил его до дивана и спросил:
- Ты хоть в состоянии себе постелить?
- Конечно! - легко согласился Ньютон. - Иди спать.
Готтлиб невразумительно пожелал ему спокойной ночи и ушёл к себе в комнату.
Заснуть Германну так и не удалось.
Разумеется, он не собирался рассказывать Гайзлеру о том, что после совместного дрифта ему начали сниться кошмары. Все они были похожи, практически идентичны, и в каждом из них Ньютона убивали. Математик стоял посреди безликой толпы в бункере, напоминающем бомбоубежище, запыхавшийся и до смерти перепуганный. Он всегда повторял одну и ту же фразу, которая неумолимо заставляла Германна дрожать: “Они пришли за мной”. А затем слышался грохот и зубы гигантского кайдзю разрывали потолок убежища, отбрасывали его прочь, словно он был сделан из бумаги. И глаза монстра, мутные и страшные, смотрели прямо на Ньютона.
Зубы смыкались на хрупком человеческом теле. И хотя Готтлиб смотрел на друга со стороны, он чувствовал его боль. А затем появлялся Егерь, который нападал сзади, и разъяренный кайдзю швырял безжизненное тело на пол и стремительно двигался в сторону обидчика. Германн бросался к Ньюту, пытаясь помочь. Зажимал кровоточащие раны руками и умолял его не умирать. Но глаза Гайзлера закрывались, а на лице всегда застывало одно и то же мученическое выражение. Пульс затухал и Готтлибу становилось так страшно, что он просыпался от собственного крика.
Сегодня он вновь проснулся от этого кошмара, подскочил с кровати и, мысленно ругая себя за собственные глупость и детские страхи, пошёл проверять, как там Ньютон. Но его не оказалось ни на кухне, ни на диване в гостиной. И Германн проклял свою впечатлительность, пока хромал до “лаборатории”.
Что ж, хотя бы от намертво затёкшей спины он этого придурка спас.
Бросив попытки заснуть, Готтлиб собрался было включить ночник и взять с полки книгу, но тут дверь едва заметно приоткрылась. Если бы не чертовски знакомое сопение Ньютона, он бы скорее всего до смерти перепугался. Совладав с собой, он сделал вид, что спит, и стал ждать дальнейших действий. Вместо того, чтобы уйти, Гайзлер нерешительно потоптался на пороге, зашёл в комнату и уселся на край кровати, стараясь не потревожить своего друга.
За последнюю неделю, которую Ньютон провёл около мучившегося кошмарами математика, он успел изучить манеру его сна. Сейчас он сидел около него и, прислушиваясь к его дыханию, понимал, что оно намного быстрее и куда более рваное, чем обычно. А это могло значить только одно: Германн не спал. Но он почему-то не подавал вида. Не ругался и не пытался выставить Гайзлера из комнаты. Пожалуй, Ньютона обрадовал бы такой расклад, если бы не тот факт, что за последние два месяца их отношения не стали романтичнее ни на йоту. И в силу того, что Готтлиб продолжал оставаться чёрствым и невосприимчивым к попыткам за ним ухаживать, его теперешнее поведение было чем-то совсем уж непонятным. Всё это время единственной эмоцией, которую вызывало у Германна вторжение в его личное пространство, было раздражение.
Либо всё это время он мастерски делал вид, что ему не нравятся любые попытки Ньютона подойти к нему ближе, чем дозволено, либо сейчас что-то изменилось.
Гайзлер попытался сложить два и два, и чуть не грохнулся с кровати, когда понял, насколько всё просто. Германн проснулся из-за своих кошмаров. Разумеется, первым делом он пошёл искать биолога и, не найдя его на диване, испугался ещё сильнее. По всей видимости он до сих пор не мог отойти от кошмара, в котором Ньюта убивают.
- Герм, я знаю, что ты не спишь, - шепнул он.
- И?
- Можно я у тебя посижу?
- Ты можешь сегодня лечь здесь, - сказал тот. - Твоя спина будет ужасно болеть, если ты ляжешь на жестком диване.
Гайзлер забрался под одеяло и, нашарив в кромешной темноте руку Германна, сжал её своей.
- Спасибо.
- Но учти, это только сегодня, - предупредил Готтлиб.
- Хорошо. Спасибо тебе, - улыбнулся в ответ биолог.
Через несколько минут они оба уже спали.
- Доска. Мне нужна доска, - бубнил Германн, комкая очередной лист бумаги и выкидывая его в мусорку.
Ньютон покосился на корзину, около которой лежало с десяток комков бумаги, и продолжил поиски. Он стоял напротив книжного шкафа и битый час пытался найти среди толстых справочников по математике и художественной литературы что-нибудь на английском, что можно было почитать на досуге. Германн явно был не в духе, но на расспросы не реагировал, лишь бранил докучливого биолога на чём свет стоит и утверждал, что всё в порядке.
- Доктор Гайзлер, какого чёрта вы вообще здесь забыли? - сердито спросил Готтлиб.
Он, наконец, оторвал голову от своих расчётов и пристально смотрел на коллегу. Тот поёжился под убийственным взглядом и вжал голову в плечи. С тех пор, как они победили, Германн называл Ньюта “доктором Гайзлером” всё реже и реже, а в последнее время и вовсе перестал. Видимо, он действительно за что-то на него сердился, раз вспомнил свою старую привычку.
Биолог вновь почувствовал себя студентом-первокурсником, но постарался сохранить спокойствие, понимая, что на самом деле он ни в чём не виноват. Когда Готтлиб был взвинчен, в Ньютона вечно летели гневные высказывания о его некомпетентности и предметы различного размера и тяжести. Поэтому он заранее был готов уворачиваться и не поддаваться на провокации.
- Я книжку ищу.
- Какую книжку?
- Любую. Почитать на ночь, а то скучно.
Германн потянулся было к трости, а затем поморщился и бросил попытки встать. Ньютон почувствовал неладное, но не собирался ещё больше сердить учёного расспросами. Он пытался найти ответ сам, но в голову не приходило ровным счётом ничего путного.
- Нижняя полка. Только комиксов в моём доме нет.
Готтлиб самодовольно ухмыльнулся своей шутке, а Ньютон надулся:
- Я не только комиксы читаю, между прочим.
- Ну-ну.
Гайзлер вздохнул, опустился на корточки и начал рассматривать корешки книг. Часть из них ему в своё время доводилось читать, другие он видел впервые. Их было много, начиная с классики и заканчивая бестселлерами. Вытащив наугад первую попавшуюся книгу, Ньютон посмотрел на незнакомое название и пожал плечами.
Готтлиб снял очки, чтобы увидеть обложку, и усмехнулся:
- “Вердикт”? Тебе не по-мозгам будет.
- Если что, у тебя спрошу, умник, - обиженно буркнул Гайзлер и поспешил ретироваться из кабинета.
Он устроился на кухне напротив окна и открыл книгу, но вместо того, чтобы начать вчитываться в строки, он задумался. Толстая и интересная книга понадобилась ему не просто так - теперь его существование грозило стать чертовски скучным. Образцы закончились ещё на прошлой неделе и даже отчёт по ним был практически составлен: вчера Ньютон заснул носом в клавиатуре, не допечатав всего лишь пару предложений. Маршал обещал выслать новые образцы, но когда это будет? Литература это, конечно, хорошо, но без работы он долго не протянет. Нужно было срочно провести учёт всего, что у него осталось.
Оставив книгу на кухне, он пошёл в свой любимый сарай и врубил свет. После того, как они поставили мощные лампы, в помещении было светло, как в операционной. Он осмотрел контейнеры с частью мозга, погладил стекло, с другой стороны которого присосались миниатюрные щупальца, и вздохнул. В углу пылилась коробка с собранным из хлама нейромостом, и она была единственным, что Ньютон не успел вскрыть после переезда из Шаттердома. Возможно, стоило заняться ею, но для этого было нужно, чтобы Германн переписал программу и занялся настройками технической составляющей. А начать уговаривать его заняться этим сейчас было сродни самоубийству.
Остального материала не хватит даже не пару дней. Подумав об этом, Ньютон загрустил. Но позволить себе впадать в уныние он не мог, поэтому твёрдо решил уболтать Германна собрать нейромост и на всякий случай отослал ещё одно письмо маршалу. На сей раз просьба была намного жестче предыдущей и биолог был на девяносто процентов уверен, что на сей раз Хэнсен поспешит со сроками.
Покончив с делами, Ньютон прошёлся из одного конца “лаборатории” в другой. Подошвы кроссовок немного скользили по плитке и при желании можно было разогнаться и проехаться из одного конца помещения в другой. В воздухе пахло дезинфектором, формалином и чистотой. Но чего-то здесь явно не хватало.
“Доска. Мне нужна доска,” - всплыл в памяти бубнёж математика. И тут Ньютона осенило.
Разумеется! Им обоим нужна эта чёртова доска! Германну для того, чтобы проводить на ней расчёты, которые не влезут ни на один, даже самый большой, лист бумаги, а Ньютону - чтобы загнать Готтлиба в свой сарай и не мучиться совестью из-за того, что они почти не пересекаются днём.
Он уселся обратно за компьютер и начал поиски. Заказать огромную доску оказалось задачей не из лёгких, но Гайзлер и не думал сдаваться. Он настолько погрузился в поиски, что не услышал, как Германн зашёл в сарай.
- Я просил тебя не разбрасывать вещи по всему дому! А особенно МОИ вещи!
Ньютон подскочил на месте и с ужасом посмотрел на коллегу. Он пытался понять, в чём он просчитался, но память как обычно подводила его в бытовых вещах. Он помыл посуду, убрал постельное бельё с дивана и даже не забыл в ванной свои трусы. Что же он забыл?
Математик всё ещё ждал ответа. Он стоял, одной рукой опираясь на свою трость, а другой сжимая книгу.
Точно, книга.
- Германн, прости! - затараторил Гайзлер, пытаясь незаметно свернуть вкладки. - Я читал, а потом я вспомнил кое-что и убежал сюда… Я не думал, что я задержусь надолго.
- Чёртов склеротик, - пробурчал Готтлиб. - По какой неведомой причине я всё ещё позволяю тебе жить в моём доме?! Притащил этих чучел, разбрасываешь вещи, занимаешь пространство и вечно болтаешь! Я с самого начала знал, что не надо было потакать твоим глупым, больным идеям!
- Зато я готовлю. И без меня тебе было бы совсем скучно, - виновато улыбнулся Ньютон. И поспешил спрятать улыбку: - Ну прости, Германн. Я обещаю, что я больше не буду разбрасывать вещи. Честное слово!
- Что мне до твоих обещаний? Грош им цена, - коротко бросил Готтлиб и ухромал прочь из сарая.
Ньютон проводил его взглядом до выхода. Любой другой человек решил бы, что с ворчливым математиком всё в порядке, но Гайзлер знал его лучше, чем остальные. Он хромал сильнее обычного. Вкупе с обострившейся ненавистью к Ньюту это означало одно: у него болит нога.
Германн чертовски злился. Никому кроме жены он не позволял видеть себя полуобнаженным, но Ньютон кажется решил стать исключением для всех мыслимых и немыслимых правил. Он сидел на кровати, аккуратно вешая рубашку на вешалку, а затем в его спальню без спроса ворвался ураган по фамилии Гайзлер. От возмущения Германн даже забыл, что нужно ругаться.
Тот, не обращая никакого внимания на частичную наготу мужчины, возмущённо запыхтел и, поправив сползшие очки, проговорил:
- Почему ты мне ничего не сказал?!
- Что я должен был тебе сказать? Кроме того, что врываться в чужую комнату без стука - дурной тон.
- Что у тебя болит нога! Ты не сказал!
- И что бы ты сделал? - вскинул брови Германн.
Для него оставался странным тот факт, что Гайзлер вообще заметил его боль. Он считал, что умеет контролировать своё поведение во время обострений, а этот выскочка всё равно умудрился всё понять. Может, предположил Германн, это последствия дрифта? Но почему тогда эти последствия односторонние? Он также должен был чувствовать, когда у Ньюта что-то болит, но ничего такого он не испытывал. Значит, виновата наблюдательность биолога. Хотя откуда бы ей взяться у человека, невнимательного настолько, что он даже книгу на место положить не может?
- Вообще-то существует куча техник, которые помогают снять боль. Таблетки, в конце концов!
- Полностью эту боль массажем не снимешь. Да и эффект недолговременный.
- А таблетки?
- Обезболивающие на меня не действуют. Во всяком случае те, которые можно достать в аптеках.
- Снимай штаны. Проверим, насколько недолговременный эффект у моего массажа.
- Гайзлер, ты рехнулся?
- Снимай, я сказал! - окончательно рассердился Ньютон.
Он всего лишь хотел помочь, а этот упёртый баран как всегда ему мешал. Стеснялся он или чего-то боялся - какая разница?! Он поклялся себе, что добьётся своего, недаром же он последние пару месяцев как проклятый сидел в интернете, читая статьи о техниках снимающего боль массажа и воздействии на точки с нервными окончаниями.
- Ты переходишь все границы, - зло зашипел Готтлиб, однако начал расстёгивать пуговицу на штанах и через некоторое время снял их.
Конечно Ньютон каким-то чудом заметил, что нога Германна болела, но он и не подозревал, насколько сильной была эта боль. Пока математик стаскивал с себя штаны, он едва не упал в обморок, однако ему удалось справиться с приступом. И даже несмотря на это он был благодарен Гайзлеру за то, что тот не полез помогать ему ещё и с брюками. Это было бы совсем недостойно.
Теперь, когда раздражение ушло, Германну стало неловко от того, что он сидит в одном нижнем белье перед полностью одетым коллегой. Он редко оказывался в подобных ситуациях и чаще всего такое случалось в кабинетах врачей. Но Ньютон не был чёртовым врачом, всего лишь настырным придурком, который лез не в своё дело и пытался помочь там, где его помощь не требовалась. Поэтому сидеть перед ним в одних трусах было весьма неловко.
Новая вспышка боли помогла согнать краску смущения с лица и оставила после себя неестественную бледность и тошноту.
Ньютон тем временем сходил в ванную и вернулся оттуда с тюбиком какой-то мази. Германн видел этот тюбик и раньше, но не обращал на него внимания - ему хватало совести не соваться на полку ящика, которую он выделил под бритвенные принадлежности Гайзлера.
Швырнув мазь на кровать, Ньютон подошёл к Готтлибу, стараясь держать руки на виду, и хлопнул ладонью по лбу, будто вспомнив что-то. Затем он рысцой побежал обратно в ванную и вернулся со своим тёплым махровым халатом. Завернув в него верхнюю половину туловища Германна, он удовлетворённо кивнул самому себе и потёр руки.
- Замёрзнешь ещё, - пояснил он свои действия, опускаясь на колени перед математиком. И вздохнул: - Эх, мечтал я оказаться в таком положении, но при других обстоятельствах.
- О чём ты? - недоумённо спросил Германн.
И тут же подавился собственным вдохом, когда пальцы начали массировать затекшие мышцы.
Через полчаса он бы действительно согласился, что ему стало намного легче, если бы не уснул под голос увлеченно рассказывающего о чём-то Ньютона.
Тот аккуратно подтянул его наверх, целиком уложив на кровать, и накрыл одеялом. Готтлиб спал, и спал очень крепко. Гайзлеру не хотелось прерывать его сон, поэтому он тихонько ушёл к себе на диван, не забыв поставить будильник на два часа ночи - именно в это время Германну обычно начинали сниться кошмары.
На следующий день нога математика болела не так сильно. Утренний сеанс массажа помог ему окончательно придти в себя. Трепавшийся без умолку Гайзлер перестал раздражать его так, как вчера, но Германн так и не нашёл в себе сил сказать ему “спасибо”.
Хотя судя по широченной улыбке на пол-лица, Ньютону этого не требовалось.
- Что ты опять притащил в мой дом?! - рявкнул Германн на ухо ещё спящему биологу.
В последние дни в его привычки настолько плотно вошло пугать Гайзлера по утрам, что тот почти перестал пугаться. Но глаз, тот самый с паутиной лопнувших капилляров, начинал заметно дёргаться.
- Не в дом, а в лабораторию. И это подарок, Германн, - отмахнулся Ньютон. - Дай поспать.
- Кому подарок?
- Тебе, кому ж ещё…
Биолог перевернулся на другой бок и попробовал было заснуть обратно, но гневный взгляд продолжавшего стоять над душой Готтлиба не давал ему погрузиться обратно в бессмысленный сон, в котором он бегал по Гонконгу и имитировал бурную деятельность, подбирая то почки, то куски печени Кайдзю.
Поняв, что выспаться ему так и не удастся, Гайзлер со вздохом уселся на своём диване, прикрыв одеялом нижнюю часть туловища, и потянулся за очками. Натянув их на нос, он посмотрел на удивлённо-раздраженного Германна.
- Что там? И, главное, в честь чего?
- Просто так. Зарплата пришла, надо было её на что-то потратить. И не смотри пока, это сюрприз! Я тебя потом позову.
- Лучше бы ты мозги себе купил, - буркнул Готтлиб, отходя в сторону и давая стремительному урагану пронестись мимо него.
Тот пропустил замечание мимо ушей и, на ходу натягивая футболку, побежал проверять, как идёт сборка доски. А ещё следовало проложить черту до того, как Германн зайдёт в сарай. Полосатый скотч был куплен ещё вчера и лежал в шкафу, ожидая своего часа.
Подарку Германн был рад настолько, насколько мог быть рад Германн. Минут пятнадцать он ругал Ньютона за бессмысленные траты, затем молчал ещё минут десять, выслушивая непрекращающуюся болтовню Гайзлера, а потом сказал “Спасибо”. И, не зная, как ещё выразить свои эмоции, порывисто стиснул его в объятьях да так, что биологу стало немного больно, но чертовски приятно.
Но на его робкую просьбу о переезде из гостиной в спальню Готтлиб всё равно ответил категорическим отказом.
Утро пятницы встретило Ньютона солнечными лучами, резанувшими по глазам. Он опять забыл задёрнуть шторы и в голове автоматом зазвучал недовольный голос Германна: “А я говорил! Сколько ещё раз тебе нужно повторить, чтоб ты, наконец, запомнил?!”. Теперь все комментарии о собственной безалаберности почему-то звучали голосом Готтлиба.
Проведя десять минут в тщетных попытках закрыться от солнца рукой или подушкой и потерпев сокрушительный провал, Гайзлер вздохнул и посмотрел на часы. Было всего лишь семь утра и проспал он в районе двух часов.
Ньют знал свой организм и понимал, что ему вряд ли удастся заснуть в ближайшее время. Поэтому он как был, в одном нижнем белье, поплёлся готовить завтрак. Резво пританцовывая, чтобы взбодриться, он с головой окунулся в процесс, не обращая внимания ни на что вокруг. Он слишком хорошо помнил инцидент, который произошел с ним неделю назад - он отвлёкся на посторонние звуки и отошёл от плиты всего на пару минут, а когда вернулся, их с Германном яичница превратилась в угольки.
Он успел приготовить тосты и дожаривал бекон, когда сзади него раздалось чертовски знакомое покашливание.
Ньютон так и застыл с лопаточкой в руке, в трусах и каске, роль которой исполняла надетая на голову кастрюля. Он боялся поворачиваться. Пусть уж лучше Германн воткнёт нож ему в спину, чем выскажет в лицо, какой он придурок, ребёнок, раздолбай и что там ещё значится в списке вечных Германновских ругательств...
Математик прочистил горло ещё раз и Гайзлер смирился с мыслью, что ножом в спину ему не отделаться. Он открыл рот, чтобы начать оправдываться (кто же знал, что Германн проснётся в такую рань?!), но этого не потребовалось.
- Оденься, чучело, - на удивление мягко сказал Готтлиб.
А затем послышались удаляющиеся шаги и, Ньютон готов был поклясться, тихий смешок. Через пятнадцать минут завтрак стоял на столе, а учёные сидели друг напротив друга.
- Может, сходим куда-нибудь сегодня? - предложил Гайзлер.
- Куда?
- В кафе, или в кино, - затараторил Ньютон. - Вообще, вариантов много. У вас есть исторический музей, Верденфельдер, кажется. Будет круто!
Германн, который не отверг предложение сразу и тем самым дал Гайзлеру надежду, нахмурился и отложил вилку в сторону.
- Я не хочу никуда сегодня выходить.
- Но ты же… - обиженно начал биолог.
- Что?
“Не оказался сразу”, - вздохнул про себя он.
- Да нет, ничего. Ничего страшного! В другой раз сходим.
Готтлиб молча вышел с кухни. Что он мог ответить? Что он испугался, что это будет слишком похоже на свидание? Или что после этого Ньютон начнёт распускать руки?
Он всё ещё не мог заставить себя поговорить с Гайзлером и объяснить ему ситуацию со своей привязанностью, которую тот принял за человеческую влюблённость. Несколько ночей подряд, лёжа в кровати и пытаясь заснуть, он придумывал речь, но каждый вариант казался ему ещё более нелепым, чем предыдущий. К тому же он боялся, что потерявший надежду биолог соберёт вещи и уедет - домой или обратно в Шаттердом, да какая разница, куда? Он успел настолько привыкнуть к своему личному кошмару, что не представлял жизни в одиночестве. Разумеется, Германн понимал, что рано или поздно Ньют всё равно уедет, но думать об этом было слишком рано. Пока всё было хорошо, за исключением того, что Ньют расстраивался каждый раз, когда Готтлиб ему в чём-либо отказывал.
Кроме размышлений, заняться было решительно нечем. Германн прошёл в кабинет и взял со стола пару справочников и письменные принадлежности. Нужно было отнести их в сарай. Он не сразу понял, что произошло, когда на выходе из комнаты его сбили с ног.
Учёный очнулся на полу, с болью в затылке и отбитой задницей. Ньютон упал на колени рядом с ним и, причитая и бормоча извинения, спросил что-то.
- Что? - нахмурился Готтлиб.
- Господи, Германн! Ты как?! Сколько пальцев видишь?
- Четыре. Я в порядке. Просто потрудись ходить аккуратнее, а не бегать, как ошпаренный.
- Слава Богу! Давай я помогу тебе встать.
Германн не успел возразить - Гайзлер уже тянул его за локоть, помогая встать на ноги. Затем обхватил поперёк талии и аккуратно довёл до дивана, извиняясь за свою придурковатость.
- Не тошнит? Голова не болит? Дай я тебя осмотрю!
- Твоё появление всегда сопровождают головная боль и тошнота, - проворчал Готтлиб. - Говорят же тебе, всё в порядке!
Но Ньютон и не думал его слушать. Он побежал к окну и раздвинул шторы, впуская в комнату яркий солнечный свет, заставивший учёного зажмуриться и ещё сильнее возненавидеть гиперактивность Гайзлера. Тот примчался обратно и положил руку на гладковыбритую щёку математика, оттягивая большим пальцем нижнее веко.
- Я всё же проверю… - как можно тише сказал он, проверяя реакцию зрачков на свет и отмечая, что всё в порядке. - Точно не тошнит?
- Нет, - коротко ответил Германн.
Но Ньютон не спешил убирать руку. “Хотя бы солнце своей небритой рожей загородил”, - со вздохом отметил Готтлиб, отказываясь давать себе отчёт о том, что происходит. Где-то в глубине сознания билась мысль, что это прикосновение определённо не было неприятным.
Простояв так целую вечность длиной в десять секунд, Гайзлер немного отстранился. А после прижался лбом ко лбу Германна и прикрыл глаза.
Дыхания учёных смешивались, подрагивающие пушистые ресницы биолога ощутимо щекотали щёки. А затем всё закончилось, так стремительно, будто и не начиналось вовсе. Ньютон сказал что-то про крепкий чай и ушёл восвояси, оставив Готтлиба наедине со своим недоумением.
Инцидент замялся. Германн всё равно не нашёл бы в себе сил спросить, что это, к чёртовой матери, было. Зато Гайзлер, некоторое время глядящий на математика с опаской, расслабился и даже улыбался больше обычного. Готтлиб боялся представить, что он себе надумал, но бороться с этим было слишком поздно.
Германн забыл, когда он в последний раз настолько сильно нервничал. Пятнадцать минут назад он повесил трубку и его до сих пор ощутимо колотило. Если бы не этот звонок, воскресенье прошло бы тихо и спокойно, но теперь о спокойствии придётся забыть, во всяком случае на ближайшие несколько дней.
Ещё и чёртов биолог “своевременно” уехавший в Берлин за очередной чёртовой порцией чёртовых монстров…
В этот момент Германн практически ненавидел его. Если бы он был рядом, то обязательно успокоил бы Готтлиба, поддержал его в ответственный момент и не дал окончательно упасть духом. Но Ньютона не было, поэтому со своей паникой пришлось справляться одному.
У Германна был телевизор, все передачи по которому казались полным бредом, была книга, суть которой раз за разом упорно от него ускользала, а ещё был диван, слишком жесткий для того, чтобы удалось на нём заснуть. За полчаса, проведённых будто на иголках, Германн успел истощиться морально не меньше, чем во время дрифта.
Он встретил измотанного Ньютона убийственным взглядом тёмных глаз. К тому моменту, как Гайзлер вернулся домой, Готтлиб сидел на диване, сжимая рукоятку трости побелевшими от напряжения пальцами. Он и сам был бледным, будто полотно, а его лицо было так напряжено, что, казалось, расслабить мышцы не получится уже никогда.
- Германн, что случилось? - мгновенно позабыв о собственной усталости встревоженно спросил Гайзлер.
- Завтра приезжает моя жена, - мрачно отозвался тот.
@музыка: Green Day - Holiday