[Kaiju in da house]

Название: Дурная привычка
Автор:  Kaiju in da house
Фандом: Пассивный римминг Тихоокеанский Рубеж (2013)
Пейринг: Гайзлер/Готтлиб
Рейтинг: NC-17 (в этой главе PG-13)
Жанр: ангст, драма
Дисклеймер: отрекаюсь, не моё. Мои только сигареты, жаренный кабачок и трава
Ссылка на пролог

Первая неделя.

1.

- Что это, Ньютон?
Германн с чувством пнул тростью внушительных размеров коробку, которая примостилась где-то между диваном и стеллажом с книгами. Гайзлер, копошившийся в куче собственных вещей, тут же подскочил к учёному и, присев на корточки, бережно погладил коробку по картонному боку.
- Это наш нейромост. И не бей его, он почти что рабочий!
- Во-первых, - Готтлиб устало потёр переносицу, - ты умудрился уронить его, пока нёс до порога. Во-вторых, объясни ты мне ради всего святого, зачем он тебе нужен?!
- Пригодится, - отмахнулся Гайзлер, оттаскивая коробку в угол, чтобы она не загораживала проход. - Мало ли что?
- Учти, ещё раз в дрифт я с тобой не пойду, даже если от этого будет зависеть моя жизнь.
Ньютон пробормотал что-то невразумительное и содержащее слово “посмотрим” и вернулся к своим вещам. С одеждой он поступал просто - скидывал её кучей на диван; сюда же полетели книги и блокноты с записями и, как апогей, какая-то штука, по форме и размеру напоминающая допотопное радио.
- Я удивлён, - саркастично усмехнулся Готтлиб. - Я думал, что в твоём чемодане лежат ошмётки кайдзю, которые ты утащил с собой.
- Нет, ты что? - округлил глаза Ньютон. - Их нельзя хранить в чемодане, они завтра приедут!
Германн закрыл лицо ладонью и тяжело вздохнул.
- Только не говори мне, что ты собрался хранить их в моём холодильнике.
- Э-э, ну… Я ещё об этом не думал, - честно признался Гайзлер. - Но я думаю, я куплю себе отдельный холодильник.
- И где ты его собираешься поставить?
- Ну, можно вот здесь, - Ньютон махнул рукой в сторону угла, в который он оттащил коробку с нейромостом.
- Ну уж нет, никаких холодильников в моей гостиной! - возмущённым тоном заявил Германн. - Тем более с расчленёнными кайдзю!
- Тогда найди ему какое-нибудь место, это же твой дом, - всплеснул руками Гайзлер.
Германн похромал куда-то в сторону спальни, бурча себя под нос что-то в духе: “Вот то-то и оно, что это МОЙ дом”. Ньютон вздохнул и принялся рассортировывать свою на удивление многочисленную одежду, напевая что-то себе под нос. Разумеется, он знал, к чему готовиться, но его не отпускала мысль о том, что поганый характер Германна испортится ещё сильнее, если биолог не будет вести себя пристойно. Пристойно в понимании Готтлиба, разумеется.

Германн тем временем осматривал дом. За те пять лет, что он провёл вдали отсюда, он подзабыл некоторые детали обстановки. Появились и новые: пара фотографий на полке, другой ковёр в коридоре, бра над кроватью и записка с телефоном на прикроватной тумбочке. Готтлиб сложил листок вчетверо и убрал его во внутренний карман пиджака.
А ещё, несмотря на отсутствие жены, он не чувствовал себя одиноким. Особенно слыша звуки, доносящиеся из гостиной - строчка полузабытой песни, звон стекла, громкое ругательство, затем ещё одна строчка из песни. Лучше уж так, чем оглушающая своим звоном тишина.
Звуки на пару секунд прекратились, а затем раздался громкий и, судя по всему, приближающийся топот. Математик вздохнул и поплёлся навстречу своему кошмару, шебуршащему уже, судя по звукам, на кухне.
- Гайзлер, что ты, по-твоему, делаешь?
- Еду ищу, - беспечно отозвался Ньютон. - А что? Я не успел позавтракать перед самолётом.
- Здесь не было никого целый месяц, логично предположить, что еды в доме нет. Мы сходим в магазин, как только я закончу распаковывать вещи.
- Но… - биолог запнулся, затем опустил глаза и кивнул. - Хорошо, ты прав.
Но его желудок тут же отозвался недовольным бурчанием, причём настолько громким, что Германн услышал его с другого конца кухни. Готтлиб вздохнул - не хватало ему только Ньютона, свалившегося в голодный обморок прямо посреди кухни.
- Так, ну-ка пойдём, - сказал он. - Вот уж не думал, что всё настолько серьёзно.
- Да не, я ещё пару часов протяну! - заверил Гайзлер.
- Ноги ты протянешь. Пошли, кому говорю.
Готтлиб бодро захромал в сторону выхода, а Ньютон поплёлся за ним, как послушный пёс, безропотно выполняющий приказы своего хозяина.

“Ну вот, - подумал биолог. - Первый день в его доме, а он уже нарушает свои правила ради меня”. Затем подумал и добавил про себя: “Из-за меня”. И загрустил.
Такими темпами он окажется выставленным за порог уже через неделю, а оставлять Германна ему совершенно не хотелось. Во-первых, ему искренне казалось, что Готтлибу нужна поддержка в такой нелёгкий для него момент. Представляя себя на месте математика, он бы и правда скорее повесился, чем остался один в пустом доме. Особенно учитывая тонкую и ранимую натуру Германна, пусть и прикрытую толстым слоем сарказма и иронии. А во-вторых уезжать не хотелось из личных соображений - Ньют любил своего коллегу и, как выяснилось в дрифте, эти чувства были взаимны. Почему Готтлиб отрицал их биолог тоже представлял: показывать людям, что у тебя тоже есть чувства особенно сложно для такого, как Германн. Но шансы на светлое будущее всё равно были, пусть и призрачные.
Твёрдо зарекшись перечить Готтлибу (исключительно в бытовых вопросах, разумеется), Ньютон натянул на лицо беззаботную улыбку и поспешил догнать ухромавшего вперёд математика.

Пятью минутами спустя учёные стояли около представляющего из себя руины здания. Германн выругался, сквозь сжатые зубы:
- Чёрт! И где теперь в этом чёртовом городишке найти хорошее кафе?
- Погоди, я чувствую запах кофе.
Готтлиб принюхался, но ничего, даже близко похожего на запах кофе он не заметил.
- Тебе, должно быть, мерещится.
- Да нет же, он вон оттуда! - воодушевлённо заявил биолог, хватая Германна за руку и подталкивая в нужном направлении.
Каково же было удивление Готтлиба, когда пару минут спустя они действительно увидели тусклое здание, компенсирующее унылый внешний вид яркой, мигающей вывеской.
- Там ещё одно есть, - заметил Ньютон, указывая куда-то направо. - Но там запах не такой вкусный. Так что остановимся на этом, если ты не против.
Германн кивнул, откровенно поражаясь потрясающему чутью коллеги, и первым зашёл внутрь. Народа несмотря на обеденное время было немного, но возможно, после шумного Гонконга математик подзабыл, что такое “полный зал” в маленьком городке на юге Германии. Но он был даже рад, что посетителей не так много и невыспавшиеся лица учёных с красными, как у вампиров, глазами, никто не увидит.
Двенадцатичасовой ночной рейс (единственный без чёртовых пересадок!) напрочь лишил их возможности поспать: самолёт постоянно проваливался в воздушные ямы, кабину неумолимо трясло, но Готтлиба трясло бы и без этого - его аэрофобия, в наличии которой он боялся признаться даже самому себе, не давала ему сомкнуть глаз. Ньютон тоже не спал и, видя состояние коллеги, пытался оказать моральную помощь, на которую Германн лишь кривил губы и усмехался. В последние пару часов Ньютон устал до смерти забалтывать друга и всё же заснул, оставив свою руку на откуп Готтлибу. Первоначальная идея заключалась в том, чтобы учёный сжимал её, когда его накрывает очередная волна паники, но в итоге ему стало настолько жаль усталого Гайзлера, что он просто держал её в своих руках, стараясь не сильно дёргаться, когда самолёт трясло.
Его отпустило только тогда, когда они сошли на землю Мюнхена. Здесь практически ничего не изменилось, разве что внутри здания аэропорта прибавилось народа.
До Гармиш-Партенкирхена они добрались на такси, все полтора часа то засыпали, то просыпались, проклиная палящее в окно солнце и соприкасаясь головами и плечами. Наконец, в десять утра они оказались дома, и все те двадцать часов, что они потратили на перелёты и ожидания в аэропортах, не могли не сказаться на обоих учёных. Но вместо того, чтобы лечь спать, они сразу же начали разбирать вещи по приказу не выносящего грязь Германна.

В кафе они выбрали самый дальний столик из всех пустующих. Официантка подошла к ним почти сразу же, кинула сочувствующий взгляд на двух помятых молодых людей и посоветовала наиболее вкусные, по её мнению, блюда.
Ньютон, полистал не слишком-то обильное меню и поймал себя на мысли, что ему не принципиально, что есть. Главным блюдом, которого так жаждал организм, был кофе, который он и заказал, оставив Германну право выбирать, чем они будут питаться. Как выяснилось позже, их вкусы практически совпадали.
- Шлушай, - с набитым ртом пробубнил Ньютон. Затем он мощным движением проглотил пережеванную еду и запил её почти остывшим кофе. - Это офигеть, как вкусно!
Германн важно кивнул, заставив Гайзлера улыбнуться. Его манеры опального аристократа выдавали его с головой; даже несмотря на то, что он не использовал нож и на его коленях не лежала кристально-белая салфетка, его осанка, выправка и привычка говорить только положив вилку на стол, выдавали в нём человека, которого с детства приучали к хорошим манерам. Почему-то в Шаттердоме биолог не замечал всего этого. Сам он ел неаккуратно, скрючившись так, что локоть левой руки лежал на его коленях, зачастую говорил с набитым ртом и раздражал этим Готтлиба с их первого совместного дня на базе. Но сейчас Германн, кажется, уже привык, во всяком случае, в его взгляде больше не было отвращения.
Пять лет совместной работы спустя он вообще закрывал глаза на многие недостатки Ньютона.

Готтлиб положил вилку, с удовольствием отмечая, как тяжесть в желудке вызывает приятную волну тепла по всему телу, и позволил себе немного расслабиться. Он смотрел на биолога, принявшегося за десерт, и ощущал в голове мешанину из позитивных и негативных мыслей по отношению к Гайзлеру. Например то, как довольно он щурился, уплетая кусок торта, вызывало в нём чувство, отдалённо напоминающее умиление, а мысль о том, что по возвращении домой он отправит Ньютона спать и, сделав великое одолжение, разберёт его вещи сам - негодование. Разумеется, биолог мог бы разобраться со своим багажом самостоятельно, но Германну не хотелось, чтобы он упал в обморок от усталости или заснул сидя на полу в обнимку с нейромостом.
На базе, когда они не спали по двое-трое суток к ряду, у них хотя бы был стимул. Сейчас они находились в бессрочном отпуске и причин держаться на чистом энтузиазме не было. Готтлиб и сам с удовольствием бы лёг и проспал часов двадцать, плюнув на коробки, но его чистоплотность не позволяла ему поступить подобным образом.
Доев обед и расплатившись, учёные вышли из кафе, направляясь к дому. Германн хотел предложить зайти в магазин, но увидев, как Ньютон широко зевает через каждые три минуты, передумал. Еду ведь можно заказать и на дом.

Гайзлер крайне удивился, когда дома математик настойчиво потребовал от него идти в ванную, переодеваться и спать. Он уже почти согласился, когда его осенила внезапная мысль.
- Германн, а ты-то спать пойдёшь?
- Нет, я разберу наши вещи.
Ньютон вздохнул. Он помнил свой обет, но желание воссоединиться с кроватью было сильнее. С другой стороны позволять Готтлибу таскать все эти тяжести в одиночку было нельзя, поэтому Гайзлер решил пойти на компромисс.
- Я без тебя не пойду, - заявил он. - Так что либо мы вместе всё это разбираем, либо идём спать.
Он снова широко зевнул, отмечая, что Германн сердито нахмурился, и тут же подскочил к нему, обхватив ладонями его плечи и преданно заглядывая в глаза. Впрочем, это не помогло - взгляд Готтлиба не смягчился ни на йоту.
- Ньютон, ты можешь хоть раз сделать так, как я сказал?
- Вообще - да, могу. Но не сейчас. Герм, ты устал сильнее, чем я, так что либо мы оба мучаемся ещё пару часов, либо идём спать. А вообще, лучше ты иди, а я тут всё разберу.

Готтлиб тяжело вздохнул, задумчиво оглядывая кучу вещей, покрывающих практически каждую горизонтальную поверхность гостиной, и помотал головой, стряхивая с себя оцепенение.
- Ты самый упрямый осёл из всех, что я встречал. Пошли спать.
- Ура! - Гайзлер подпрыгнул и, судя по его лицу, истратил на это нехитрое действие все оставшиеся силы.
- Ты своей одеждой весь диван завалил, поэтому спать будешь у меня, - недовольно проворчал математик. - Но учти, попробуешь начать храпеть - я тебя в сарай спать положу.
- Эй, чувак, я не храплю! И даже почти не ворочаюсь, - с детской обидой во взгляде отозвался Гайзлер. Но тут же хлопнул друга по плечу и широко улыбнулся: - А вообще ты просто чудо, Германн. Показывай, где у тебя тут что.
Математик проигнорировал тот факт, что как только они приехали, он уже показал Ньютону весь свой дом, и повёл его в сторону спальни. В ней Ньютона поразили две вещи - гигантская, размером в половину комнаты, кровать и огромный телевизор, который покрылся тонким слоем пыли. Об этом рае для лентяя биолог и поведал Германну, нахваливая идеальные, согласно его мнению, условия для проживания и цветовую гамму.
Готтлиб лишь пожал плечами, направляясь в сторону ванной, и строго-настрого запретил Гайзлеру засыпать прежде, чем он вернётся.

В итоге, стоя в душевой кабине и пытаясь смыть с себя несуществующую грязь вперемешку с усталостью, Германн думал о том, как всё складывается. Наверное, худшего варианта соседа по дому найти было невозможно, но Готтлиб, уже привыкший к манере поведения Ньютона, не собирался ничего менять. Во всяком случае пока что.
Лишь на секунду представив, что Гайзлер уедет, математик вздрогнул от внезапно накрывшей его волны страха. Он прекрасно понимал, что уже не сможет жить один, привыкший к шорохам, покашливаниям и, чаще всего, нескончаемому трёпу с правой стороны от себя. К тому же после дрифта степень доверия к Ньютону возрасла, а желание продолжать иметь с ним какие бы то ни было контакты - рабочие ли, дружеские ли, - повысилось процентов на тридцать семь.

Когда он вернулся в комнату, Ньютон, переодевшийся в домашнюю нелепую желтую футболку с дурацким принтом и растянувшиеся штаны, успел задёрнуть тяжелые шторы и теперь мирно спал, свернувшись калачиком прямо поверх одеяла на самом краю кровати Германна. Совести Готтлиба хватило на то, чтобы не будить Ньютона, поэтому он, стараясь шуметь как можно тише, забрался на кровать с другой стороны. Однако спать так было холодно, поэтому математик, немного подумав, вытащил одеяло из-под Гайзлера и накрыл их обоих. Ньют поворочался, но так и не проснулся, лишь придвинулся ближе к теплу Германна. Тот проверил, достаточно ли укрыт его друг, и, убедившись в этом, с удовольствием заснул.

***

2.

К своему огромному сожалению, на второй день совместного существования Германн обнаружил, что Ньютон не шутил по поводу ошмётков кайдзю. Запыхавшийся грузчик нёс вот уже шестой по счёту переносной холодильник, в котором что-то звенело, булькало и стучало. Благо, Готтлибу уже сообщили, что этот - последний.
- Господи, ты серьёзно?! - возмущённо воскликнул он, ковыляя в сторону притихшего Гайзлера. - Где ты собираешься это держать, препарировать?! У тебя нет лаборатории, ты вообще официально едва ли не на пенсии! На черта, объясни ты мне Бога ради, они тебе вообще нужны?!
- Я не могу совсем без работы, Германн, - голосом провинившегося ребёнка отозвался Ньютон, съёживаясь на расчищенном от хлама диване ещё сильнее. - У тебя, вроде бы, какой-то сарай за домом стоит, можно его оборудовать. Если ты, конечно, не против. И поверь, их там не так много на самом деле, намного меньше, чем ты думаешь! Просто они упакованы хорошо, чтобы не разбились по дороге…
- Тростью бы тебя отлупить, - пробормотал Готтлиб так тихо, как мог.
Ньютон всё равно услышал и тяжело вздохнул. Он уже готов был пожертвовать любимыми монстрами ради общего спокойствия, как вдруг услышал всё такое же недовольное:
- Заплати грузчику, пусть разгребёт сарай, мне всё равно ни к чёрту не сдались грабли.
Если бы Германн не был так рассержен, биолог бы обнял его. Стиснул бы со всей силы и не отпускал до тех пор, пока Готтлиб бы не посинел. Просто от полноты чувств и от того, какой же его несносный учёный всё таки хороший. Вместо этого Ньют подскочил к нему и, совершенно искренне улыбаясь так, что аж скулы заболели, поблагодарил.
- Ты просто охренительный, чувак, - добавил он после тирады о безграничной благодарности. - Ты знаешь, как сильно я тебя люблю?
Возможно, Ньютону показалось, но щёки Германна едва заметно порозовели, а злость в глазах сменилась удивлением.

А затем Гайзлер выскочил во двор, махнул рукой уставшему грузчику и что-то затараторил на английском. Тот лишь пожал плечами, пробормотав что-то вроде: “Не говорить английский”, а Германн, наблюдавший эту картину в кухонное окно, поспешил на помощь другу.

- Wir würde bieten sie zusätzliche Arbeit. Müssen herausziehen aus der Schuppen alles, was befindet sich.
- Wenn Gebühr wird würdig.
- Machen Sie sich deswegen keine Sorgen.
- Dann betrachten wir, dass wir uns geeinigt haben.*

* - Мы хотели бы предложить вам дополнительную работу. Нужно будет вытащить из того сарая всё, что в нём находится.
- Если плата будет достойная.
- Не беспокойтесь об этом.
- Тогда считайте, что мы договорились.

- Что ты ему сказал? - тут же оживился Ньютон. - Я понял только слово “работа”.
- Ты же вроде в Берлине родился, - поджал губы Германн. - Должен знать немецкий.
- Я уже практически всё забыл, - беззаботно улыбнулся Гайзлер, хватая Германна под локоть и утаскивая его в сторону дома. - А ещё мне всегда было интересно, что ты там бубнишь себе под нос, когда делаешь расчёты. Ты бы слышал, как это устрашающе звучало со стороны. Любой кайдзю бы до смерти перепугался. Что это было?
- Твои варианты? - едва сдержал улыбку Готтлиб.
- Я думал, что ты либо Сатану вызываешь, либо повторяешь слова какой-нибудь песни Rammstein. Не знаю, что хуже.
- Ну разумеется, это не так, - терпеливо сказал Германн. И пояснил: - На самом деле я взывал к древним языческим богам и просил у них, чтобы они призвали волну, которая смоет тебя и всех твоих кайдзю из моей лаборатории.
- Эй, ты только что пошутил! - не мог не восхититься Гайзлер.
- Обведи этот день красным, будем каждый год отмечать, - проворчал математик.
Ньютон тихо рассмеялся, усаживаясь за кухонный стол и складывая руки на столешнице.

Германн смотрел на него, растрёпанного и по-домашнему милого, и молчал. Его немного удивляла тенденция поступаться своими железобетонными принципами ради нужд этого человека, но он всё ещё героически делал вид, что всё точно так же, как раньше. В конце концов, ему всё равно не нужен этот сарай, а Ньютон успел сделать для него доброе дело. С несвойственной ему ответственностью, он умудрился проснуться в шесть утра (несмотря даже на то, что заснули они в три часа дня) и разобрать все свои вещи и большую часть вещей Готтлиба, пока тот спал. За подобный героизм Гайзлер удостоился заказанной пиццы, о которой он мечтал всё утро, а ещё этого самого сарая, который нужно было переоборудовать в лабораторию.
- Возьми ручку и бумагу и запиши всё, что тебе потребуется для работы. У меня есть коллеги в Берлинском университете, они постараются раздобыть это всё, если я попрошу.
- Спасибо, - искренне поблагодарил Ньютон, подскакивая со стула и уносясь в неизвестном направлении.
Готтлиб проследил из окна, как грузчики относят всё, что завалялось в сарае, на помойку, а затем пошёл искать записную книжку с телефонами своих коллег.

***

3-7.

К середине недели в доме всё же появилась человеческая еда.
Германн с удовольствием отметил, что Ньютон прекрасно готовит, даже несмотря на то, что за время работы в Шаттердоме он, по его словам, подзабыл, как это делается. Поэтому теперь по утрам, когда Готтлиб выходил из душа, на кухне его встречал вкусный завтрак и чашка горячего крепкого кофе. Если же случалось так, что биолог всё таки просыпал, Германн без зазрения совести пинал его палкой в бок и вынуждал идти на кухню - уж больно он привык к шикарному обслуживанию. Впрочем, Ньют сам настаивал на том, чтобы математик его будил - он чувствовал себя нахлебником, потому что делить расходы на еду Готтлиб категорически отказывался, а другого способа отработать Ньютон пока не придумал.

Так вышло, что в воскресение с утра Ньютон был вынужден поехать в Берлин, - он почти достал чёрт пойми откуда какую-то дефицитную аппаратуру, без которой его “исследования не будут иметь никакого значения, неужели ты не понимаешь, Германн”. Германн понимал, но тишина на кухне всё равно зазвучала для него колокольным набатом, а отсутствие завтрака повысило желание убить биолога ещё на двенадцать целых и семь сотых процента. Кое-как сварив себе кофе, математик окинул взглядом холодильник и уткнулся в кружку с мерзко пахнущим напитком - варить кофе он толком не умел, а растворимый аналог Ньютон покупать запретил, потому что "он сделан не пойми из чего и, говорят, вреден для здоровья".
Весь день Германн провёл в своём кабинете, производя какие-то бесхитростные расчёты, с которыми справился бы и студент-первокурсник; положа руку на сердце, Готтлиб бы с удовольствием бросил это занятие, но за результаты ему пообещали неплохую премию, которую, к примеру, можно было потратить на утепление чёртова сарая и мебель для него же.
Когда математик заикнулся об этом, Ньютон спросил, почему Готтлиб так о нём заботится, а Германн лишь пожал плечами и заявил, что ему осточертело весь день видеть лицо биолога в паре сантиметров от своего, поэтому он только и ищет, куда бы его сбагрить. Ньют лишь рассмеялся, хлопнул Германна по плечу и сказал: “Не дождёшься, не будет тебе уединения”. Только на самом деле математику было страшно, что Гайзлер действительно пропадёт в своей лаборатории, а он останется один. Но попробовать отобрать у него так полюбившийся ему домик в пятнадцать квадратов не позволяла совесть - это было всё равно, что подарить ребёнку железную дорогу, а минутой позже забрать её и отвесить ему оплеуху. Все эти невесёлые мысли то и дело отвлекали его от работы, мешая выверенному потоку числовых рядов занять всё его внимание. И Готтлиб готов был поспорить, что если бы Ньютон сейчас крутился рядом, у него бы всё получилось.
К вечеру Германн всё же признал, что ему не хватает громкого и чересчур эмоционального трёпа Гайзлера, к которому он, как оказалось, успел привыкнуть и от которого почему-то больше не болела голова. Зато она разболелась в абсолютной тишине, не разбавляемой даже шарканьем чужих шагов.
Готтлиб сдался, когда при попытке умножить восемь на шестьдесят четыре у него получилось шестьсот восемь вместо пятьсот двенадцати. Он снял очки, аккуратно засунул их в очечник и ушёл в гостиную.


Ньютон тем временем спешил, как мог. Едва договорившись о максимально срочной доставке и не забывая благодарить Бога за то, что хотя бы в Берлине почти все знают английский, он рванул обратно, на чём свет стоит проклиная медлительных поставщиков. Однако на поезд до Мюнхена он всё равно опоздал - двери захлопнулись прямо перед его носом. Следующий экспресс как назло отбывал только через два с половиной часа, которые Гайзлер на всякий случай провёл на вокзале, чтобы не дай Бог не опоздать ещё раз.
В итоге, когда он трясся в такси до Гармиш-Партенкирхена, уставший и голодный, с разрядившимся телефоном и с обострившимся на нервной почве тремором, он понял, что с вероятностью в девяносто девять процентов дома ему перепадёт. Мало того, что он исчез на неопределённый срок, так ещё и дозвониться до него невозможно. Заранее заготовив список оправданий, Ньютон перестал нервно теребить выключенный сотовый в руках и даже немного успокоился.
Однако к своему огромному счастью Ньют ошибался. Разувшись и повесив куртку на вешалку, он зашёл в гостиную и увидел мирно спящего на диване Готтлиба. Биолог облегчённо вздохнул и попробовал накрыть друга пледом, но тот, будто почувствовав чужое присутствие, заворочался и открыл глаза.
- Я вернулся, - заявил Гайзлер, как можно убедительнее пытаясь сыграть идиота.
- Хорошо, - отозвался Германн.
Ньютон искренне удивился, что на него не наорали, но не подал и виду.
- Может, ты на кровать переляжешь?
- Нет, я встану сейчас, - пробормотал Готтлиб.
Он попытался сесть, но едва не повалился обратно - так и не проснувшийся до конца организм явно не хотел его слушаться. Гайзлер поймал Германна под локоть и помог ему усесться.
- Я бы сам справился, - недовольно сказал Германн. - Я не настолько беспомощен, чтобы не встать с дивана.
- Я знаю это, - честно ответил биолог. - Я просто хочу помочь. Скажи лучше, ты хоть поел?
- Нет, ты же мне ничего не приготовил, - обиженно заявил так и не удовлетворённый ответом математик.
- Как это не приготовил?! - возмутился Гайзлер. - Всё стоит в холодильнике. Боже, ты даже не удосужился туда заглянуть! Чем ты вообще весь день занимался?
- Пытался работать, - буркнул Готтлиб, неловко вставая с дивана и опираясь на трость. - Но я уже не могу сосредоточиться без этой твоей нескончаемой болтовни над ухом.
“Соскучился”, - подумал Гайзлер и широко улыбнулся. А ещё он вдруг понял, что и сам безумно соскучился по вечно ворчащему математику, и что его поездка прошла бы куда спокойнее, если бы он потащил Германна с собой. С ним и его придирками, занудством, чопорностью вообще было куда проще, чем без него, каким бы парадоксальным ни казался этот факт.
- Пойдём я тебя покормлю. А ещё выдам анальгетик. Таблеточки такие маленькие, знаешь? Их ещё в середине девятнадцатого века придумали. И до сих пор активно используют, ты не поверишь...
- Да замолчи ты уже наконец, - буркнул Готтлиб, покорно шагая вслед за продолжающим рассуждать про таблетки Ньютоном и чувствуя, как напряжение сегодняшнего дня потихоньку отпускает его.

Читать следующую главу >>

@темы: Ньюманн, Фанфики